Прогресс сделал розетки недоступными большинству детей. Умирают только самые одаренные.(с)
Она подошла неслышно... Сзади... Закрыла его глаза ладонями.
Он вздохнул.., встал с кресла.., взял её руки... и обернулся:
- Что случилось, малыш? – спросил он нежно и грустно, как всегда, уже ЗНАЯ ответ...
-Я..- Я хочу есть, – тихо сказала она, смотря ему в глаза и по-детски улыбаясь.
- Конечно... Давай я потушу овощи? Или сделаю салат? Или ты хочешь какой-нибудь суп? – сбивчиво забормотал он, все еще на что-то надеясь.
- Ты знаешь, ЧЕГО я хочу, - ласково произнесла она.
Её влюбленные глаза не двигались, расширенные зрачки затягивали в себя, даже ладошки вспотели от волнения.
- Ну хорошо... - вздохнул он, и они пошли на кухню.
Она села рядом, достала сигареты и тихонько закурила не сводя с него настороженного, любящего взгляда. Она даже не моргала... Все смотрела и смотрела как он повязывает передник с Бэмби (она подарила его ему после самого ПЕРВОГО раза, а то он закапал любимые светлые джинсы)... Как он нарочито громко гремит кастрюлями и сковородками, мокро звенит вилками и ножами в раковине. В воздухе запахло средством для мытья посуды. Она поморщилась, и он включил вытяжку.
- Как ты хочешь сегодня? – спросил он громко из-за шума вытяжки.
Её лицо осветилось улыбкой, которую он так любил... пока эту улыбку не стало вызывать только ОДНО...
Теперь он боялся этой улыбки и старался не смотреть.
- Наверное.., с картофельным пюре и грибами, - медленно сказала она. Потом, подумав, добавила:
– Ты только не обижайся... - и затянулась сигаретой.
- Не буду, - сказал он, – Но, может,.. все-таки - не сегодня?.. Давай хотя бы... через пару дней, а?.. Ведь так мало осталось… А пюре с грибами я тебе и так сделаю. Вкусное.
Она непонимающе посмотрела на него.
- Да нет... ничего, - вздохнул он... И стал чистить картошку.
Пока жарились грибы, он готовил соус и салат. Он мог сделать все быстрее, но старался оттянуть самое последнее... ТО, что ей было от него НУЖНО...
Руки делали все сами... Он ни о чем не думал. Просто тщательно нарезал огурцы и помидоры, смешивал грибы с луком, помешивал пюре деревянной ложкой.
Он ни разу не обернулся, но знал, что она курит и следит за каждым его движением... И болтает ногами...
Огромное фарфоровое блюдо (он всегда удивлялся, как в неё, такую худенькую и маленькую, столько влезает) постепенно заполнялось океаном желтого пюре, на котором чернели горы из грибов и салата.
- Я, как Бог из каких-нибудь чукотских мифов, - хмыкнул он про себя, забывшись, - Какая-нибудь Великая Утка или Морж-Отец. Ну или… - и осекся, вспомнив, ЧТО ему сейчас НАДО будет сделать.
Наконец, он напустил на свой мирок дождь из кинзы и петрушки.
Придирчиво посмотрел... "Нет... вроде бы - все... Что ж.., ... - пора..."
Он достал из ящика стола огромный зазубренный нож... "Какая прелесть" - захлопала она в ладоши, увидев его когда-то на витрине. "Для О-МА-РОВ", – по слогам прочитала она и улыбнулась: "Это мой подарок тебе на все дни рождения, которые я пропустила из-за того, что мы не были знакомы.., мой крабик", - и мило хихикнула.
Он впервые воспользовался им тем же вечером.
"Удобно?" – заботливо спросила она.
"Ещё бы..." - натянул он резиновую улыбку под мертвые глаза, - "Совсем другое дело... Вот что значит - техника".
Она поцеловала его в губы, и они занялись любовью прямо на столе.
Да... Тогда они ещё трахались, с грустью вспомнил он. "А теперь ей от меня нужно - только ОДНО... Ладно... Неважно... Раньше начну - быстрее кончится..."...
Он снял майку и аккуратно сложил её на стуле. На столе уже стоял маленький тазик... Он склонился над ним и приставил кончик ножа к одному из бесчисленных шрамов на груди... Резко выдохнул и... с силой надавил.
Сзади сдавленно ойкнули (она никак не могла привыкнуть)...
Тело как будто плюнуло кровью... Она хлюпнула об дно тазика одним комком, за которым сразу зажурчали тугие струйки...
С таким же звуком бабушка выдавливала молоко из коровы в ведро, когда он был маленьким и жил в деревне. Он улыбнулся, вспомнив вкус парного молока, и тут же почувствовал солёный едкий запах собственной крови. Его чуть не стошнило...
Он побледнел и зацепил зазубринами ребра. Действуя лезвием, как рычагом, он расширил дыру в груди достаточно, чтобы залезть туда рукой и... вытащить сердце... То есть то, что от него осталось...
Неуклюжий, бесформенный обрубок оказался совсем маленьким. Этот кусочек его души бился абсолютно бесшумно, и ему показалось, что у него на руке сидит маленькая морская свинка, испуганная, с черными глазками-бусинками, и дрожит, дрожит, дрожит...
Он снова вздохнул, ощущая вспотевшей спиной жадный и любящий взгляд...
"Пожалуй.., тут только на два раза и осталось...", - думал он, взвешивая на ладони (когда-то большое сердце), как обычный шмат мокрого мяса. Потом ("Была не была"
положил его на деревянную доску, где уверенно разрезал на два куска: один чуть больше другого... Тот, что поменьше, он осторожно положил обратно в дыру между ребрами... Грудь захлопнулась, как устрица, втягивая боль обратно в себя.
Она беззвучно поднялась и тронула его за плечо. Он медленно повернулся, и она нежно слизала кровь, оставшуюся на коже и на ноже...
"Как пенки, которые я выпрашивал, когда мама делала варенье", – против воли улыбнулся он, и она ответила ему любящей улыбкой, от которой он не успел отвернуться.
С каким-то злым остервенением он начал нарезать оставшийся кусок на тонкие полоски, глубоко вдавливая нож в дерево... Потом положил их на край блюда и поставил все это на стол... перед ней!
- Ешь, а то остынет, – строго сказал он.
- Хорошо, любимый, - ответила она, и изящно взяла вилку.
Он сидел напротив и смотрел, как она ест...
- Вкусно? - спросил он, когда блюдо снова стало белым.
- Ещё бы, - облизнулась она, и посмотрела на него голодными глазами, - Только - мало... – и вытерла салфеткой струйку крови из уголка рта.
- Солнце, но ведь почти ничего и не осталось, - терпеливо проговорил он.
- Я знаю, - жалобно протянула она, - Но... может... ещё?.. хоть кусочек?.. Пожалуйста... очень-очень хочется...
Он вздохнул.
- Там на один раз и осталось, любимая... На последний.., понимаешь?..
- Ага.., - грустно вздохнула она, - Так мало... жаль... у тебя - такое вкусное сердце!.. Самое-самое вкусное!.. Ты - самый лучший!.. Я так тебя люблю...
- Я тоже тебя люблю... Можно твою сигарету?
- Они с ментолом.
- Да какая разница.
Он вышел на балкон и затянулся холодным ментоловым дымом...
"Ну, вот... почти и все...", - сказал он засыпающему Городу, - "Ты извини, но осталось только на раз... Ну, может, - на два... И все!.. Как мне жить без сердца?! Так что, я - скоро уйду... Ты тут не скучай без меня, ладно?.. И позаботься о ней, хорошо?.. Она же не виновата... Она - хочет как лучше... И я ведь её люблю..."...
Он затянулся ещё раз и подумал: "Как хорошо, что это не последняя сигарета. Я бы тогда стоял, и пытался ею насладиться как-то по-особому,.. Думал бы о чем-то грустном... Пафосно так.., сентиментально... А сейчас я просто - курю... Потому что впереди ЕСТЬ ещё немного жизни... немного времени, которое можно тратить... хотя бы на то, чтобы просто - курить..."...
Он бросил окурок, и тот маленькой звездочкой полетел с балкона...
В этот момент что-то острое ударило его под лопатку!
Резкая боль парализовала его тело... Он не мог пошевелиться...
А острые птичьи когти сжали его сердце и выдрали наружу...
Он согнулся от боли... и что-то сильно толкнуло его через стекло... вниз... к Городу... на холодную улицу...
В полете он перевернулся на спину и увидел, что она держит в руке последний кусок его сердца.
Она улыбнулась ему самой красивой и самой любящей из её улыбок...
Он упал на промерзший асфальт и битое стекло!
Дыра в спине точно накрыла недокуренный им бычок, и тот сжигал живое мясо... Все его кости были переломаны... Гниющая боль пульсировала во всем теле... Он не мог пошевелиться...
Но... - он был ЖИВ... пока живо было сердце...
"Я люблю тебя", - прошептал он, глядя на единственный огонек высоко вверху – окно кухни. "Доедай... И я, наконец, высплюсь...", - подумал он, коченея от холода...
Но время шло, свет в окне погас, а он все дышал и дышал... И его волосы покрывались инеем...
"Наверное, ты оставила немного на потом, любимая... Глупая... Я бы и так отдал тебе ВСЁ!.. до конца!.. Неужели, ты - не поняла, любимая?.. Просто я не хотел, чтобы у тебя заболел животик... только и всего... А ты меня опять не поняла...", - думал он, и корчился от холода... И сгорал от боли в переломанных костях...
И шептал вверх: "Любимая... Любимая... Люблю тебя..."...
Последний кусочек сердца она съела на завтрак...
Он умер с открытыми глазами, улыбаясь...
И его улыбка немного растопила холодное февральское небо...
Он вздохнул.., встал с кресла.., взял её руки... и обернулся:
- Что случилось, малыш? – спросил он нежно и грустно, как всегда, уже ЗНАЯ ответ...
-Я..- Я хочу есть, – тихо сказала она, смотря ему в глаза и по-детски улыбаясь.
- Конечно... Давай я потушу овощи? Или сделаю салат? Или ты хочешь какой-нибудь суп? – сбивчиво забормотал он, все еще на что-то надеясь.
- Ты знаешь, ЧЕГО я хочу, - ласково произнесла она.
Её влюбленные глаза не двигались, расширенные зрачки затягивали в себя, даже ладошки вспотели от волнения.
- Ну хорошо... - вздохнул он, и они пошли на кухню.
Она села рядом, достала сигареты и тихонько закурила не сводя с него настороженного, любящего взгляда. Она даже не моргала... Все смотрела и смотрела как он повязывает передник с Бэмби (она подарила его ему после самого ПЕРВОГО раза, а то он закапал любимые светлые джинсы)... Как он нарочито громко гремит кастрюлями и сковородками, мокро звенит вилками и ножами в раковине. В воздухе запахло средством для мытья посуды. Она поморщилась, и он включил вытяжку.
- Как ты хочешь сегодня? – спросил он громко из-за шума вытяжки.
Её лицо осветилось улыбкой, которую он так любил... пока эту улыбку не стало вызывать только ОДНО...
Теперь он боялся этой улыбки и старался не смотреть.
- Наверное.., с картофельным пюре и грибами, - медленно сказала она. Потом, подумав, добавила:
– Ты только не обижайся... - и затянулась сигаретой.
- Не буду, - сказал он, – Но, может,.. все-таки - не сегодня?.. Давай хотя бы... через пару дней, а?.. Ведь так мало осталось… А пюре с грибами я тебе и так сделаю. Вкусное.
Она непонимающе посмотрела на него.
- Да нет... ничего, - вздохнул он... И стал чистить картошку.
Пока жарились грибы, он готовил соус и салат. Он мог сделать все быстрее, но старался оттянуть самое последнее... ТО, что ей было от него НУЖНО...
Руки делали все сами... Он ни о чем не думал. Просто тщательно нарезал огурцы и помидоры, смешивал грибы с луком, помешивал пюре деревянной ложкой.
Он ни разу не обернулся, но знал, что она курит и следит за каждым его движением... И болтает ногами...
Огромное фарфоровое блюдо (он всегда удивлялся, как в неё, такую худенькую и маленькую, столько влезает) постепенно заполнялось океаном желтого пюре, на котором чернели горы из грибов и салата.
- Я, как Бог из каких-нибудь чукотских мифов, - хмыкнул он про себя, забывшись, - Какая-нибудь Великая Утка или Морж-Отец. Ну или… - и осекся, вспомнив, ЧТО ему сейчас НАДО будет сделать.
Наконец, он напустил на свой мирок дождь из кинзы и петрушки.
Придирчиво посмотрел... "Нет... вроде бы - все... Что ж.., ... - пора..."
Он достал из ящика стола огромный зазубренный нож... "Какая прелесть" - захлопала она в ладоши, увидев его когда-то на витрине. "Для О-МА-РОВ", – по слогам прочитала она и улыбнулась: "Это мой подарок тебе на все дни рождения, которые я пропустила из-за того, что мы не были знакомы.., мой крабик", - и мило хихикнула.
Он впервые воспользовался им тем же вечером.
"Удобно?" – заботливо спросила она.
"Ещё бы..." - натянул он резиновую улыбку под мертвые глаза, - "Совсем другое дело... Вот что значит - техника".
Она поцеловала его в губы, и они занялись любовью прямо на столе.
Да... Тогда они ещё трахались, с грустью вспомнил он. "А теперь ей от меня нужно - только ОДНО... Ладно... Неважно... Раньше начну - быстрее кончится..."...
Он снял майку и аккуратно сложил её на стуле. На столе уже стоял маленький тазик... Он склонился над ним и приставил кончик ножа к одному из бесчисленных шрамов на груди... Резко выдохнул и... с силой надавил.
Сзади сдавленно ойкнули (она никак не могла привыкнуть)...
Тело как будто плюнуло кровью... Она хлюпнула об дно тазика одним комком, за которым сразу зажурчали тугие струйки...
С таким же звуком бабушка выдавливала молоко из коровы в ведро, когда он был маленьким и жил в деревне. Он улыбнулся, вспомнив вкус парного молока, и тут же почувствовал солёный едкий запах собственной крови. Его чуть не стошнило...
Он побледнел и зацепил зазубринами ребра. Действуя лезвием, как рычагом, он расширил дыру в груди достаточно, чтобы залезть туда рукой и... вытащить сердце... То есть то, что от него осталось...
Неуклюжий, бесформенный обрубок оказался совсем маленьким. Этот кусочек его души бился абсолютно бесшумно, и ему показалось, что у него на руке сидит маленькая морская свинка, испуганная, с черными глазками-бусинками, и дрожит, дрожит, дрожит...
Он снова вздохнул, ощущая вспотевшей спиной жадный и любящий взгляд...
"Пожалуй.., тут только на два раза и осталось...", - думал он, взвешивая на ладони (когда-то большое сердце), как обычный шмат мокрого мяса. Потом ("Была не была"
положил его на деревянную доску, где уверенно разрезал на два куска: один чуть больше другого... Тот, что поменьше, он осторожно положил обратно в дыру между ребрами... Грудь захлопнулась, как устрица, втягивая боль обратно в себя. Она беззвучно поднялась и тронула его за плечо. Он медленно повернулся, и она нежно слизала кровь, оставшуюся на коже и на ноже...
"Как пенки, которые я выпрашивал, когда мама делала варенье", – против воли улыбнулся он, и она ответила ему любящей улыбкой, от которой он не успел отвернуться.
С каким-то злым остервенением он начал нарезать оставшийся кусок на тонкие полоски, глубоко вдавливая нож в дерево... Потом положил их на край блюда и поставил все это на стол... перед ней!
- Ешь, а то остынет, – строго сказал он.
- Хорошо, любимый, - ответила она, и изящно взяла вилку.
Он сидел напротив и смотрел, как она ест...
- Вкусно? - спросил он, когда блюдо снова стало белым.
- Ещё бы, - облизнулась она, и посмотрела на него голодными глазами, - Только - мало... – и вытерла салфеткой струйку крови из уголка рта.
- Солнце, но ведь почти ничего и не осталось, - терпеливо проговорил он.
- Я знаю, - жалобно протянула она, - Но... может... ещё?.. хоть кусочек?.. Пожалуйста... очень-очень хочется...
Он вздохнул.
- Там на один раз и осталось, любимая... На последний.., понимаешь?..
- Ага.., - грустно вздохнула она, - Так мало... жаль... у тебя - такое вкусное сердце!.. Самое-самое вкусное!.. Ты - самый лучший!.. Я так тебя люблю...
- Я тоже тебя люблю... Можно твою сигарету?
- Они с ментолом.
- Да какая разница.
Он вышел на балкон и затянулся холодным ментоловым дымом...
"Ну, вот... почти и все...", - сказал он засыпающему Городу, - "Ты извини, но осталось только на раз... Ну, может, - на два... И все!.. Как мне жить без сердца?! Так что, я - скоро уйду... Ты тут не скучай без меня, ладно?.. И позаботься о ней, хорошо?.. Она же не виновата... Она - хочет как лучше... И я ведь её люблю..."...
Он затянулся ещё раз и подумал: "Как хорошо, что это не последняя сигарета. Я бы тогда стоял, и пытался ею насладиться как-то по-особому,.. Думал бы о чем-то грустном... Пафосно так.., сентиментально... А сейчас я просто - курю... Потому что впереди ЕСТЬ ещё немного жизни... немного времени, которое можно тратить... хотя бы на то, чтобы просто - курить..."...
Он бросил окурок, и тот маленькой звездочкой полетел с балкона...
В этот момент что-то острое ударило его под лопатку!
Резкая боль парализовала его тело... Он не мог пошевелиться...
А острые птичьи когти сжали его сердце и выдрали наружу...
Он согнулся от боли... и что-то сильно толкнуло его через стекло... вниз... к Городу... на холодную улицу...
В полете он перевернулся на спину и увидел, что она держит в руке последний кусок его сердца.
Она улыбнулась ему самой красивой и самой любящей из её улыбок...
Он упал на промерзший асфальт и битое стекло!
Дыра в спине точно накрыла недокуренный им бычок, и тот сжигал живое мясо... Все его кости были переломаны... Гниющая боль пульсировала во всем теле... Он не мог пошевелиться...
Но... - он был ЖИВ... пока живо было сердце...
"Я люблю тебя", - прошептал он, глядя на единственный огонек высоко вверху – окно кухни. "Доедай... И я, наконец, высплюсь...", - подумал он, коченея от холода...
Но время шло, свет в окне погас, а он все дышал и дышал... И его волосы покрывались инеем...
"Наверное, ты оставила немного на потом, любимая... Глупая... Я бы и так отдал тебе ВСЁ!.. до конца!.. Неужели, ты - не поняла, любимая?.. Просто я не хотел, чтобы у тебя заболел животик... только и всего... А ты меня опять не поняла...", - думал он, и корчился от холода... И сгорал от боли в переломанных костях...
И шептал вверх: "Любимая... Любимая... Люблю тебя..."...
Последний кусочек сердца она съела на завтрак...
Он умер с открытыми глазами, улыбаясь...
И его улыбка немного растопила холодное февральское небо...
Хочу сказать спасибо Gorgotу за то что нашел в дебрях интернета такое произведение..
@музыка: Rob Dougan Clubbed to death
@темы: Жизненное, Рассказ, Творчество, Чувства
-
-
17.08.2007 в 12:52-
-
17.08.2007 в 12:54-
-
17.08.2007 в 13:07darkwawe, причем отойти довльно сложно. Великолепно...
-
-
17.08.2007 в 16:48-
-
18.08.2007 в 03:46